Главный врач костанайской поликлиники №4 Маргарита БИСЕНОВА уже пять лет независимый эксперт-хирург области и два года президент Ассоциации независимых экспертов нашего региона. Недавно Маргарита Бисенова вернулась с I съезда независимых экспертов и медиаторов Казахстана.
Защита врача
– Маргарита Викторовна, как на съезд независимых экспертов затесалась тема медиации?
– Медиация пришла и в здравоохранение. Теперь и в больницах тоже должны действовать центры медиации. Мне, как руководителю поликлиники, нужно принять на работу юриста, открыть кабинет медиации и вместе со службой поддержки пациента принимать людей и улаживать конфликты.
Только за прошлый год в стране эксперты провели почти три тысячи экспертиз. Это немало. С 2009 года количество обращений за независимой экспертизой увеличилось в три раза. В сто раз стало больше обращений в суд. На счету Костанайской ассоциации независимых экспертов за четыре месяца этого года уже 35 экспертиз. В прошлом было 110. И количество их растет из года в год.
Пациенты стали активно отстаивать свои права. И пациента защищает общество. Врача – никто. Поэтому медработники должны уметь защищаться. Конечно, Комитет контроля медицинской и фармацевтической деятельности вплотную работает со службами поддержки пациентов в медучреждениях, и многие конфликты решаются внутри поликлиники или больницы. Также в ассоциации врачей Казахстана, по словам ее президента Айжан Садыковой, появилось крыло, призванное защищать медработников.
– Как независимые эксперты могут помочь защитить врача?
– Мы можем подсказать слабые места специалиста и медучреждения. Ведь на своих ошибках нужно учиться. В следующем году начнет работать страховая медицина, и конфликтов между врачами и пациентами станет больше. На съезде озвучили количество уголовных дел в Астане за четыре месяца. Их оказалось 90! Безусловно, не все они дойдут до суда, но цифра впечатляет.
Защита пациента
– По каким причинам чаще всего у пациентов возникают претензии к врачам?
– Неправильное оформление медицинской документации. Например, спрашиваешь врача, сколько времени вы проводили операцию? А он мне отвечает: а что, там не записано? Я, как эксперт, не должна задавать такие вопросы. Открыла меддокументацию и посмотрела, во сколько началась операция, когда закончилась, сколько длилась. Это немаловажный, кстати, факт. Потому что период с момента госпитализации до момента проведения экстренной операции называется предоперационным, и если речь идет об экстренной помощи, порой от нескольких минут зависит жизнь человека. Это как азбука для каждого врача.
Несвоевременное обращение пациентов в больницу тоже не скинуть со счетов. Случается и нарушение этики. Когда с родственниками и пациентами врачи не поговорили по душам, не объяснили все. В CША к ребенку перед операцией приходит команда специалистов, и каждый разъясняет, что он будет делать и зачем. У нас, увы.
А еще наши врачи часто отсылают пациента в платную клинику для некоторых обследований, хотя этого делать не надо было. Что касается профиля, то в основном жалуются по хирургической, терапевтической и педиатрической службам. И здесь важна работа заведующего отделением в медучреждении. Он должен работать как эксперт. Не дописал врач что-то, какую-то запись не сделал, заведующий обязан все проконтролировать.
– Есть ли объективные причины для жалоб на медицину?
– Нехватка кадров. Многие врачи уезжают за рубеж, многие из госсектора уходят в частные клиники. Если в райбольнице работает один хирург, кто его будет контролировать?! Если у хирурга нет анестезиолога, какую помощь он может оказать?! Безусловно, это часть организационных вопросов. Эксперт не зацикливается на том, что врач в больнице один. Мы требуем, как должно быть.
Если в райбольнице нет хирурга или анестезиолога, главный врач обязан решить эту проблему и договориться с ближайшей больницей или вышестоящей – областной, к примеру, чтобы пациента с хирургическим диагнозом отвезли в другое медучреждение. Оставлять гражданина без медицинской помощи нельзя.
Я когда-то работала главным врачом в Житикаринской ЦРБ, и мы брали пациентов из Денисовского района, когда в их больнице не было какого-то специалиста. Договаривалась и с областными специалистами о консультациях. Не забывайте: больницы перешли на право хозведения и могут решить многие вопросы самостоятельно.
– Бытует мнение, что врачи защищают честь белого халата и своих коллег исключительно из корпоративной этики...
– Для того и существует независимая экспертиза, чтобы такие суждения не возникали. Чтобы стать независимым экспертом нужно все знать по своей специальности, иметь опыт работы и первую или высшую категорию. А еще требуется за свой счет проучиться в Астане в республиканском Центре развития здравоохранения. Только после этого можно претендовать на аккредитацию независимого эксперта.
Любой врач может стать экспертом, если захочет. Нужны амбиции и понимание, что ты чего-то достиг и можешь оценить работу других. Конечно, велика еще солидарная ответственность за плечо стоящего рядом врача.
По-человечески – сложно оценивать работу коллег. Но независимый эксперт должен провести экспертизу так, чтобы было понятно всем – и тому, кто жалуется, и тому, на кого жалуются. Мы не каратели, а те, кто призван улучшить качество оказания медицинских услуг во всех медучреждениях. Ведь экспертов приглашают, когда возникает проблема.
Экспертиза
– Независимый эксперт с врачом непосредственно встречается?
– Нет. Мы проводим экспертизу медицинской документации. Я не могу сказать, хороший врач или плохой, посмотрев на специалиста. Мне нужно проанализировать меддокументы, чтобы узнать, какие мысли он записал. Если мыслей никаких, зачем мне встречаться с таким врачом?!
– Можно ли определить, что врач задним числом что-то вписал в медкарту. Знаю, многие пациенты часто утверждают это.
– Не могу этого сказать. Это остается в медорганизации. Я же, как эксперт-хирург, получаю меддокументацию не от больницы, а от следственных органов. Те, в свою очередь, изымают документацию в день подачи жалобы. Никто не предупреждает заранее. Поэтому каждый врач должен думать, что он пишет в карте, все ли он правильно делает. Иногда возникают ситуации, когда между врачами в одной больнице нет единого мнения по диагнозу. Скажем, врач УЗИ пишет один диагноз, а врач-гастроэнтеролог упирается в свой. А при проверке выясняется, что нужно было учесть данные УЗИ.
– Ваши рекомендации учитывают врачи и медучреждения?
– Я провожу экспертизу летальных исходов хирургического профиля. Плюс ко мне относится онкология. Из всех случаев были замечания по историям болезни почти в каждом районе. В областной больнице их было меньше. Сейчас руководство больниц поняло, что история болезни должна просматриваться. В районных медучреждениях, на которые раньше жаловались, летальных исходов стало значительно меньше. Там теперь настолько выверяют каждое слово, что никаких замечаний по ведению истории болезни нет.
Есть, правда, замечания по оказанию медицинской помощи. Это уже второй момент, над которым нужно работать. Сначала же, когда руководителю приходит жалоба, первая мысль у любого главного врача, в том числе и у меня, а правильно ли все у нас оформлено? Случается, что все необходимое сделали, а не записали.
– Уровень наших экспертиз не теряется на фоне столичных?
– Отнюдь. Вижу, какие экспертизы приходят из Астаны и Караганды – на одном листочке, – когда как наши специалисты пишут экспертизу на 15-18 страницах. Причем выводам отдана немалая часть.
Я так скажу: ни один эксперт не хочет наказывать своих коллег, но он ответственен и за врача, и за пациента. Я не радуюсь, когда жалоба подтверждается и даже тогда далека от мысли, что врач сознательно это сделал или не сделал. Вредить пациенту никакой врач, думаю, не хочет.
Другое дело – профессионализм и качество работы. Конечно, престиж профессии в руках самих врачей. Главная цель нашей работы – улучшение качества оказания медпомощи. Чтобы наш пациент был доволен, чтобы врачи не привлекались к уголовной ответственности. Ради этого мы должны развивать в медицине медиацию.
– Спасибо.
