Большая музыка в Кустанае началась в 1942 году с открытия маленькой школы с фанерными перегородками. Зато преподаватели были высшего класса – эвакуированные и сосланные интеллигенты из крупнейших городов СССР. Они задали инерцию, но на 75 лет ее бы, конечно, не хватило, если бы не один большой человек.
Рекорд
Андрей Васильевич ЗАИКА был директором музыкальной школы 47 лет. Почти полвека – представить только. Это абсолютный рекорд в Казахстане, а может быть, и во всем СНГ. Рушились государства, менялся политический строй, ушло в прошлое второе тысячелетие, а Андрей Васильевич оставался. Я шел к нему в гости и немного волновался.
Намолено
Музыкальная школа №1 в самом центре города, а в ней тихо. Во-первых, она внутри квартала, где нет сильного движения. А во-вторых, стены здания с воздушным зазором – для звукоизоляции. Школа типовая, специализированная. Это важно. В Алматы 12 музыкальных школ и все в приспособленных домах обычной планировки. Говорят, что типовую школу в Кустанае «продавил» именно Андрей Заика.
На Андрее Васильевиче пиджак в едва заметную клетку. На его рубашке вертикальные полоски, а на галстуке диагональные. Все вместе составляет приятную геометрию. Но особенно бросается в глаза благородная посадка головы, будто у рубашки высокий ворот.
– Я был здесь на концерте пианиста из Прибалтики. Уже, наверное, четыре года назад. Я спросил у него: какую музыку он слушает в машине. Он на меня посмотрел с презрением и сказал, что не слушает музыку в машине, нужна тишина и покой. Здорово, что таким настоящим музыкантам в Костанае есть, где выступать. В филармонии он бы зал точно не собрал. А в вашем концертном зале, как в церкви, намолено.
– А еще, на сцене нашего зала стоит рояль «Эстония», – улыбнулся Андрей Васильевич. – На нем играл Рихтер. У него было турне по Сибири, и он заглянул в наш город.
Паркет
Я, конечно, не мог не посмотреть на рояль Рихтера. Тяжелый, в полторы тонны весом, черный инструмент был тих. Потом Андрей Васильевич включил свет. Он загорелся, как это бывает в театрах – одна лампа, вторая, третья и, наконец, все они заблестели на боку рояля.
– В 2007 году в школе была реконструкция. Все поменяли, даже цветное панно работы Сокова на входе закрыли плиткой. А троицкий паркет здесь мы оставили. Он ровесник школы, ему тоже сорок лет. Выглядит не как новый, но есть в нем какое-то благородство. А чтобы уменьшить на него нагрузку, я у рояля сменил железные колеса на эти. Потрогайте.
Я потрогал – колеса были из плотной резины.
– Это катушки с ткацкой машины. Заметил их на камвольно-суконном комбинате. Так и приспособили.
На паркете было много черточек и царапин. Я стоял и представлял людей, которые за 40 лет их оставили. Здесь играли, пели, волновались, смеялись и, может быть, плакали разные люди. Хорошо, что паркет не убрали. Мы вышли из зала.
Мечта
На стене, рядом с дверью, висят стенды. Вот стенд с названием «Школа, рожденная войной». Вольф Израилевич Хинчук, эвакуированный доцент Харьковской консерватории, в 1942 году настоял на открытии в городе музыкальной школы. «Его поддержала эвакуированная интеллигенция из Киева, Одессы, Харькова, Москвы – Е.М. Соболева, В.П. Бобковская, И.Г. Некрасова, Д.И. Полулях, В.И. Речная, Л.А. Шульц-Найденова».
Я вглядывался в людей на старых фотографиях, и мне казалось, что у всех у них была особая посадка головы. Устремленный вверх подбородок, будто у рубашки высокий ворот.
– Знаете, мне кажется, вы сумели сохранить не только паркет...
Наверное, Андрей Васильевич меня не понял. Он торопился на музыкальное представление. Его давали ученики школы, и я попросился вместе с ним. В коридоре слышно музыку – яснее всего мотив «Под небом Парижа» на баяне.
Навстречу попадаются преподаватели. Может быть, это наваждение, но во всех мне чудилась особая стать, которую я видел на снимках. «Неужели это тоже передается из поколения в поколение?» – думал я.
– А у вас есть мечта?
– Если честно, – Андрей Васильевич, кажется, смутился, – в молодости, когда только стал директором школы, мне хотелось встретить на улице мальчика с футляром для скрипки. Чтобы он посреди суеты и повседневности бежал на урок, а в руках у него была скрипка. Вернее, футляр.
– Она сбылась?
– Да, и не однажды, – улыбнулся директор. – Сейчас у нас учатся 633 ученика. А наши скрипачи – безоговорочные лидеры в Казахстане. Как и наш оркестр русских народных инструментов. На республиканских конкурсах они неизменно занимают первое место или Гран-при. Однажды на конкурсе их выступление назвали «космосом». «А вот наш главный космонавт!» – ответил я и показал на руководителя Елену Тулупову.
– Скрипачи – это аристократы музыки?
– В каком-то смысле. У скрипки ведь нет ладов, как на гитаре. В нужные ноты скрипач попадает исключительно на слух.
Полезные люди
Мы вошли в малый зал. Ребята сидели кружком и готовились к выступлению. В их задачу входило не только сыграть какую-то композицию, но и рассказать о ее истории, об истории жанра. Присутствовали баяны, балалайка и гитара. Я уже не удивился, когда увидел благородную осанку у преподавателя. Голос тоже особый, как будто на полтона тише обычного, но его слышишь, а не просто слушаешь.
– Вот линолеум – десять лет, а как новый, – отвлек меня от мыслей Андрей Васильевич. – Когда делали реконструкцию, строители привезли линолеум, дрянной, честно сказать. Отказался от него, настоял, чтобы привезли другой. Ездил с ними в магазин, выбирал, не жалею теперь.
Андрей Васильевич уже не директор, но по-прежнему остается хозяином. Если честно, я видел такую чистоту вокруг, будто ремонт делали вчера, а не в 2007-ом.
Представление началось с балалайки, а закончилось баяном. Ребята играли с неточностями, но я слушал и мне казалось, что время вокруг остановилось. Думаю, это главный маркер: если забываешь обо всем, значит, слушаешь настоящую музыку. Правда, я не обо всем забыл – я рассматривал детей. Красивые и какие-то спокойные лица.
– Жаль, что у вас только 633 ученика. Мне кажется, музыка гармоничнее всего воспитывает человека, организует его. Вот меня, например, часто одолевает лень, сомнения – постоянный внутренний диссонанс. А человек с музыкальным инструментом будто сам себя настраивает. Всё у него становится в лад, наступает внутренний консонанс. Сколько полезных граждан получится благодаря музыке.
– Мы могли бы учить больше. Я помню время, когда школа располагалась в доме на Гоголя. Сейчас там городской филиал партии «Нұр Отан». Это был подвальчик, служил гауптвахтой во время гражданской войны. В общем, места было так мало, что мы один из двух туалетов оборудовали под кабинет. Постелили темную дорожку, полки сделали, на них хранились инструменты. И в этом доме учились 470 учеников! – развел руками Андрей Васильевич. – Сейчас мы могли бы учить и больше тысячи детей. Но музыкальное образование очень дорогое. Каждый ученик обходится в 25 тысяч тенге в месяц. Лишь 20 процентов этой суммы покрывает плата родителей. Всё остальное – бюджет. Так что места ограничены. Что касается полезных граждан – это, действительно, так. Занятия музыкой дисциплинируют железно.
Плодородный ил
По дороге к гардеробу мы вновь проходим мимо стендов. Вот снимок – строительство школы и Андрей Васильевич с лопатой.
– Фундамент еще не залили, а я мерил землю шагами, всё представлял, что здесь будет, а что здесь, – директор задумался. – Сорок лет уже прошло...
– Я вам немного завидую. Вы свою жизнь можете потрогать, послушать, войти в нее и выйти. Это здорово. А еще у вас руки крупные, совсем не музыкальные...
– Я увлекаюсь настольным теннисом, а еще садом. Люблю заниматься землей, особенно скрещиванием разных пород фруктовых деревьев. Два сорта винограда у меня. Прививаю, экспериментирую. Когда в 2015 году уходил на пенсию, то думал, что еще мог бы поработать. А сейчас уже нет – директором нет. Слишком много тревог и слишком много дел в саду. Жду не дождусь, когда потеплеет.
– Кстати, про сад и почву. В Костанае культура складывалась волнами – волна переселенцев, волна ссыльных, эвакуированных, волна Целины. Эти волны набегали и убегали, оставляя после себя свой культурный слой. Слой за слоем. После 90-х мне казалось, что всё это было утрачено и пропало без вести. Но сегодня я вдруг обнаружил весь этот плодородный ил в вашей школе. Вам удалось его сохранить. Вот.
– Ну что же, тогда я счастливый человек, – улыбнулся Андрей Васильевич. – За 75 лет мы выпустили почти шесть тысяч полезных людей. Надеюсь, плодородного ила хватит еще на столько же... Как минимум, на столько же.
