Джазмены ненадолго освободили Костанай. В зале областной филармонии три дня проходил фестиваль «Джаз Бомонд 2017».
Короны
Впереди меня шел и курил парень. Он бросил окурок в урну, не попал, дернулся, чтобы поднять его, но передумал. Мне кажется, ему не хватило внутренней свободы, чтобы остановиться, на виду у прохожих нагнуться и сделать все правильно. А вы тоже замечали, что люди скованные, боятся того, что о них подумают (скажут) другие? На улице ноябрь играл блюз – серо, мрачно. Blue devils – блюз появляется, когда на душе скребут кошки.
Я дошел до филармонии, купил билет (1000 тенге). Возле гардероба встретил интересных людей – один мужчина в шляпе, другой – в небесной жилетке, а третий – в штиблетах. В штиблетах! Если честно, я бы никогда не сумел надеть в люди штиблеты. Хотя они мне очень нравятся.
Мне досталось хорошее место. Правда, потом передо мной сел здоровый мужчина (ему бы на тромбоне играть, а лучше на тубе). Я недолго огорчался – обзор он испортил несильно. Вздохнув с облегчением, стал озираться по сторонам. Больше всего в зале было девушек и женщин. Это неудивительно – женщины вообще всегда более активные. Одна женщина мне как-то сказала, что мужчины будто короны на голове носят и боятся их уронить – от того такие серьезные и зажатые. Эй-эй, а где же джаз-то, спросите вы. Вот он!
Будь таким
Первыми на сцену вышли воспитанники алматинской специализированной музыкальной школы под руководством Якова Хана. Черные рубашки – такого черного цвета, который будто лоснится. Ребята вынесли медь духовых инструментов, и я забыл про осень. Тромбоны, саксофоны сияли в софитах будто елочные игрушки.
Духовые разместились слева, а ритм-секция заняла центр и правый фланг. Сердце секции, конечно, барабаны – без них трудно представить джаз. Наверное, первый звук на гала-концерте издал именно напольный том-том. Банда Якова Хана сыграла «Sing, Song, Sung» Гордона Гудвина. Начало похоже на гимн эпохи свинга «Sing, Sing, Sing». Том-том нагнетает напряжение, его подхватывают тромбоны и, наконец, все начинает трястись и раскачиваться. В джазе инструменты постоянно входят во внутренние конфликты друг с другом, потом мирятся, снова ссорятся, но в конце концов бросаются обниматься, целоваться, никого вокруг не стесняясь. На радость всем. Холодные инструменты согрелись, и согрели зал. «Браво!» – орал кто-то позади меня. Я тоже хотел крикнуть «Браво», но только открыл рот и тут же закрыл.
Яков Хан – небольшого роста, с сединой – олицетворение восточной сдержанности. Но он двигал корпусом, отбивал такт и хлопал себя по бедрам, как мальчишка. «Вот, – говорил я себе, – мужчина никого не стесняется. Да что там, он вообще никого вокруг не замечает. Будь таким! Давай, крикни: «Браво!» «Нет», – сказал мне кто-то другой – угрюмый». И я его послушал.
Первобытное
На сцене появилось трио из Кокшетау. Мне интересно наблюдать за музыкантами духовых инструментов. Лица становятся такими некрасивыми, но какие звуки! Глаза не верят ушам. Руководитель Дмитрий Петюль играл на саксофоне-сопрано (без У-образной изогнутой трубки). На его лице читалось почти страдание (представьте человека, который изо всех сил надувает воздушный шарик, а он должен с секунды на секунду лопнуть). Вот у Дмитрия было такое лицо – и он не просто дул, а вместе с инструментом охватывал тональный диапазон в три октавы. Я всё вглядывался, хотел увидеть миг, когда же он набирает в легкие воздух? Это было полмига.
Зангар Мубараков сопровождал его на кахоне и дарбуке. Дарбука, тарабука – представитель семейства этнических кубкообразных барабанов. А кахон – это такой ящик – сабвуфер. Глубокие, плотные басы. Зангар сидел верхом на кахоне, а на дарбуке играл так, будто у него в фалангах пальцев нет костей. Они были будто из теста. «Да пощадит Господь разум всех, играющих на дарбуке» (БГ). Если бы на сцене зажгли костер, а люди разделись как первобытные и стали скакать вокруг огня, то задавать ритм должна была дарбука. В джазе, кстати, первобытного много.
Ансамбль народной музыки «Коркыт» из Астаны очень бы удивил Бени Гудмана. Домбра, кобыз – вообще не джаз. Но по заряду это был джаз. Здоровый мужчина, который сел передо мной, даже кивал головой в такт. Ансамбль Казахского камерного хора «Belcanto» из Актобе и руководитель Мербол Куспанов исполнили что-то вроде негритянского госпела. Есть мнение, что джаз начинался в церквях, где негры-протестанты создали вид духовных песнопений «spirituals», которые отличались особой импровизацией. Но Мербола Куспанова в церковь, может, и не пустили бы. Он дирижировал с такой страстью и с такими гримасами, что его бы сочли юродивым. Но вот наступает тишина, и Мербол под крики «браво» оборачивается к залу и посылает воздушные поцелуи. Сначала в одну сторону, потом в другую. Здоровый мужчина передо мной вдруг вскочил и дурным басом закричал: «Бис», «Бис»! Я тоже встал и заорал: «Куспанова в Президенты!» Шучу, я только завистливо повздыхал. Но почему-то в голове у меня крутился незабвенный бас от Папанова: «Свободу Юрию Деточкину!»
Я тоже так хочу!
– Александр Евсюков сегодня впервые за долгое время будет играть сам, – говорит конферансье Вячеслав Авдеев.
– Не слишком ли много Евсюкова? – спрашивает Александр Сергеевич. – Все и так знают, что я Евсюков. Вот, например, есть Геннадий Александрович Стаканов...
– Много говорит, значит, волнуется...
– Я уже не в том возрасте, чтобы волноваться...
– Хорошо, понял (конферансье с хитрой улыбкой обращается к залу). А теперь стандарт, который играет сам друг Геннадия Стаканова...
Зал смеется, слушает, а потом провожает банду долгими-долгими аплодисментами.
– Теперь понятно, почему столица казахстанского джаза здесь, – подвел итог конферансье.
Единственным зарубежным гостем был «Уральский диксиленд». Такой архаичный джаз, но от того и вкусный. Солистка даже спела одну песню через мегафон – этот дисторшн создал впечатление старой граммофонной пластинки. Омномном. Но все мое внимание было приковано к Константину Щеглову. Он за роялем сидел спиной к зрителям. Однако я не мог оторвать от него глаз. Он подпрыгивал на стуле в такт, дергал ногой, нажимая на невидимую педаль, в погоне за клавишами наклонялся вправо, влево. В общем, человек был абсолютно свободным. Он жил и не оборачивался на других. Я тоже так хочу! И знаете что, в финале концерта я спел песню: «Капитан, капитан улыбнитесь!» Вместе с залом, негромко, но это первый шаг. Надеюсь на второй, и, кажется, он состоится. Руководитель управления культуры Ерлан Калмаков пообещал, что в 2018 году джазовый фестиваль состоится вновь. Я хлопал громче всех – на аплодисменты мне пока свободы хватает. А вам?
Фарид ДАНДЫБАЕВ
Фото Георгия ШАПОВАЛОВА
