С директором областного Русского драматического театра Юрием ИВЛЕВЫМ наш разговор обычно проходит на высоких нотах. Ивлев говорит мне, что театр в прошлом году заработал на билетах 23 миллиона тенге. Это зрительский приз, равноценный золотой олимпийской медали. Можно умничать, говорить о концепциях, но если нет зрителя – все остальное пустой звук.
Мавр
Я упираю на то, что театральное счастье не в деньгах, а в получаемом удовольствии. Мы спорим. Единственное, что нас не разводит по разным сторонам баррикад, так эта связующая мысль великой советский актрисы Фаины Раневской, уложенная в три короткие фразы: «Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно». Тут мы оба «за».
– Беда нашей театральной жизни в том, что в ней нет театральной критики, – говорю я Ивлеву.
– Хорошо, найди мне в Костанае профессионального критика.
– Что ты имеешь в виду? Человека, который умел бы писать критические рецензии?
– Бери выше. Помнишь, как мы не единожды ездили в Челябинск на международный фестиваль «Человек-театр»? А теперь скажи, кто там был в жюри…
Еще бы не сказать! Я слушал этих критиков примерно так же, как студент географического факультета слушал бы, наверное, живого Фритьофа Нансена или Миклухо-Маклая. Профессор и вместе с тем хрупкая и обаятельная Татьяна Котович из Беларуси, добродушная, но очень жесткая в оценках Нина Мазур из Германии и она же член международной ассоциации театральных критиков (ЮНЕСКО), дотошный литовец Саулис Варнас, запомнившийся мне финальным абзацем по поводу игры костанайских актеров: «Всегда опасно представлять премьерный спектакль на фестивале. Очень рискованно. Мне понравилось, что театр пытается говорить сложным языком. Это поиск, за который не стыдно».
Это и есть критика. Спектакль может нравиться или нет, но, действительно, слушать разбор полетов лучше от того человека, который все-таки видит чуть дальше обычного зрителя. Мы пришли-ушли, а театру развиваться. Ивлев из артистической среды. Играл на сцене. Я знаю его сто лет, но мне трудно представить Ивлева вне директорской должности. Хотя почему бы и нет… Из Юрия Ивановича получился бы неплохой мавр. Отелло. За свой театр задушит. Хорошее качество. Обычно так и поступают профессионалы, которым дорого дело и стоящие за ним люди.
Панночка
Из десяти премьерных постановок, отметившихся в прошлогоднем репертуарном календаре Русского драматического театра, самым авантажным, пожалуй, стал спектакль «Панночка» (его показывали 15 раз). И столько же было на него аншлагов. «Кажется, я очень авантажен: хорошо одет и напомажен», – писал Некрасов. правда, совершенно по другому поводу.
Сценографическая «одежда» постановки скроена из современных технических средств: эффектной кинопроекции, компьютерной акустики и режиссерских находок Александра Лиопы – нашего неугомонного Сан Саныча, недавно вошедшего в свое 65-летие со скромностью талантливого трудяги и наставника.
В спектакле в буквальном смысле персонажи летали. яркая фольклорность украинского быта времен Николая Гоголя сменялась леденящими картинами потустороннего мира. Отсюда и ведьмы, и призраки, казацкий хмельной юмор и буквально разлитое в воздухе щемящее напряжение страха. Как ни бьется Панночка с Хомой Брутом, борцом с дьявольщиной, а все одно восстать из гроба ей не светит…
Что вы хотите, это «Вий», это гоголевское начало, талантливо преображенное Ниной Садур в самостоятельную драматургическую вещь. Признаться, Нина Николаевна Садур, родившаяся в Новосибирске в 1950 году, драматург, прозаик – не мой кумир в литературе. У нее сильные по выразительности рассказы, но доза мрачного фатализма, неустроенности, гибельности забивает все остальные краски. Это как гул старой фабричной трубы, рев которой извещает о кончине всей фабрики. Садур долго пробивалась в литературе. Пережила годы неустроенности и безденежья. Работала уборщицей в театре. Эти жизненные испытания в причудливо преломленном виде проявятся позже в прозе и драматургии.
Я все это к тому, что «Панночка» была написана в 1985 году. И я вот ломаю голову: как эту пьесу изначально выстраивали сценографически, без компьютерных ухищрений? Ведь сама по себе повесть «Вий» настолько фантасмагорична, что читая ее, трудно уловить переходы от реальной картинки, с ее немудреными бытовыми зарисовками, к скрытым философским смыслам, маскируемых языком ярких, но все же абстракций. «Он подошел ко гробу, с робостию посмотрел в лицо умершей и не мог не зажмурить, несколько вздрогнувши, своих глаз. Такая страшная, сверкающая красота!» И попробуй после Гоголя-Садур вынести весь этот клубок страстей на сцену, сплести из его нитей внятный рисунок авторского замысла… Что тут скажешь? Сильная вещь!
Коммуникации
В средневековой Европе театральные представления считались греховными. А с появлением кино и телевизора полагали, что сценическая драматургия впадет в летаргический сон.
Костанайскому театру вскорости будет 100 лет. Никто не умер. Спектакли областного театра в прошлом году посмотрели без малого 43 тысячи человек. Здесь и поездки в райцентры, и в отдаленные сельские клубы. Среда – выездной день. Ивлев: «Мы – Русский театр в Казахстане. Что мы должны пропагандировать? Русскую классику и современную русскую драматургию. И казахстанскую, безусловно. Мы живем в полиэтническом мире, отсюда и репертуарный вектор. Если мы ставим спектакль из казахской классики, мы приглашаем коллег из областного казахского театра. Например, роль Ибрая Алтынсарина исполнил Конысбек Бегайдаров, заслуженный деятель РК. Потому что есть такое понятие, как менталитет. Это на подсознательном уровне. Показали и спектакль в Тургае. Реакция местных жителей в высшей степени благодарная».
А еще были Астана, Россия. Да, и Израиль. Первый раз театр гастролировал там в 2015 году. Израильские залы были забиты бывшей советской публикой. Ностальгия по русскому театральному языку, по неискоренимому духу театральной культуры обеспечивали нашим артистам шквал аплодисментов. Я это видел. И вот – 2017 год. наши опять едут в далекую страну. Ставили «Сирену и Викторию». Был посол Казахстана с группой сотрудников. Великолепные отзывы. Труппа прошла, что называется, очередную обкатку новой аудиторией. В феврале нынешнего опять собирается на международный театральный фестиваль. Говорят, там в жюри будет Эмир Кустурица. Стучу по дереву, чтоб не сглазить ожидаемое.
Театр живет динамично. Ивлев с Лиопой постоянно в разъездах – ищут режиссеров, которые бы привнесли в театральный сезон нотку самобытности. Кандидат филологических наук, заведующая литературной частью Татьяна Созина рассказывает мне, как они активно выходят в соцсети – Фейсбук, Инстаграм, Ютуб.
Правильно, скромность для любого артистического дарования – это путь в неизвестность. Поэтому надо уметь себя подавать. Работать на коммуникацию. Обратная связь возможна только в тандеме «актер-зритель». Ветер дует в паруса тому, кто плывет. Это я о поддержке театра акимом области, благодаря чему он приобрел новое светотехническое оборудование за шесть миллионов тенге. В переводе на зрительский язык, это дополнительное средство для выражения художественных образов. Ну или где-то так.
Несогласные
Некоторые дышат неровно по отношению к театру. В смысле, что ты хочешь от провинции… Не стоит обижаться.
Ко мне приехал друг из деревни. Времени у него было немного, поэтому застолья не предвиделось. Я повел его в театр. Это через дорогу, два шага на север. Шел спектакль «Боинг, Боинг…». Легкая, незамысловатая комедия, в которой сами артисты, казалось, играли как будто на театральном капустнике – весело, озорно, с хулиганской искоркой. Мой друг стал клевать носом. Он прислонился к стене и в минуты прозрения мучительно рисовал на своем мужественном лице фальшивый интерес.
Нельзя так обходиться с друзьями. Это я в упрек себе. Есть люди, физиологически не принимающие театр. Будь ты хоть из деревни, хоть Нобелевский лауреат. Я, например, не поклонник оперы. Не убивать же меня за это? Насильно мил не будешь…
В театр, мне кажется, нельзя водить масштабные колонны студентов, солдат и тех служащих, кои не сумели отвертеться от начальственного «надо». Театр – элитарное заведение, а не караоке. Сюда, главное, зайти с искренним любопытством. А потом подсядете. Это ощущение цыпленка в скорлупе. Сначала ты эмбрион, а потом, созрев, пробиваешь скорлупу и – вау, как у вас тут все чудно!
Годами в зале я вижу многих из тех, кого принято называть заядлыми театралами. Но мы же не с молоком матери стали таковыми? Чтобы полюбить театр, надо себя в чем-то серьезно поломать. Это как переход от пишущей машинки «Москва» в пору моей журналистской молодости в XX веке к клавиатуре компьютера в XXI. Сначала паническое ощущение своей неумелости, слабости, а потом… ну, про цыпленка я уже говорил.
Театр вытравливает в нас брюзгу. Он хороший терапевт. Не радуетесь собственной жизни? Театр научит вас радоваться за других. А сопереживание, или как сейчас говорят, эмпатия, вещь заразная – переживая за тех, кто на сцене, вы открываете в себе нечто абсолютно новое. В античном театре это называли катарсисом. Очищением. Почему на глазах у зрителей слезы? Потому что на сцене (вспомните Раневскую) актеры живут.
