Тулеген ЖАЙЛЯУБАЕВ давно вышел из возраста, когда школьником пас чужих баранов – теперь у него собственный подхоз с фермой в Костанайском районе, сад на тысячу яблонь и груш, огромный поливной огород. Он строит дома в Костанае и Астане, проводит магистральные водоводы, занимается производством стройматериалов...
Зоркий Сокол
Его ругают, ему завидуют, но он, как Алдар Косе, обходит острые углы, доказывая, что его действия и помыслы белы, как рубашка после стирки. Да, чуть не забыл: мы с ним одногодки. Родились в середине прошлого века, когда не было еще компьютеров, но уже появились фотоаппараты типа «Зоркий С2».
При чем здесь «Зоркий»? Вы не поверите – оказывается, один фотоаппарат, причем случайно найденный, способен кардинально указать путь к будущим свершениям.
Великий Стригаль
– Тулеген, до этого события что было-то?
– Видишь ли, Бог наделил меня большим желанием зарабатывать деньги, а я Ему не стал перечить. Мой папа был скотником, семья – пять братьев и сестер, и жили мы в чудесном месте близ совхоза «Целинный». Я не помню, чтобы шел в школу первого сентября или вместе со всей ребятней уходил на летние каникулы – в это время мы уже/еще пасли скот на джайляу. В степи я никому не мог причинить беспокойства, но как только мы возвращались к оседлому образу жизни, я фонтанировал идеями. А как ими не фонтанировать, брат? Два моих деда слыли в роду хорошими скорняками и портными, их гены рано передались мне, поэтому я подростком освоил швейное мастерство. Ты помнишь годы, когда в моде были брюки-расклешоны? Так вот на самой обычной ручной машинке я шил их всей деревне и заодно перелицовывал старые пиджаки. Конечно, не за спасибо. Когда у меня скопилось 350 рублей, я купил в сельмаге мотоцикл «Восход».
Весной меня поставили учетчиком в бригаду. Надо было мерить гектары и переводить их в нормо-смены. Для этого выдали аршин. Однажды в поле нагрянул директор Кабидулла Тургумбаев. Он спросил механизаторов, как я здесь тружусь. Те ответили: пацан себя работой не утруждает, но гектары и нормы считает хорошо.
Кабидулла Тургумбаев, первый директор «Целинного», был редкостной мудрости человек. Одно время, пока жил в юрте, он столовался в нашей землянке. Я ему показал свое ноу-хау. Все очень просто: я вымерил диаметр колеса мотоцикла, затем привязал к нему тряпичный маркер и по ходу на «Восходе» обороты колеса переводил в гектары.
– Давай закончим школьный период и...
– Подожди, брат. Мы еще о парикмахерской ни слова. А ее и не было в совхозе. А это ж деньги, только нагнись. И я начал стричь направо и налево: кому «бокс», кому «ежик», кому... Мой глиняный кот-шкатулка пух от денег. Мужики просили у меня до зарплаты. Единственный, с кого я не брал деньги, это был директор школы. Правда, он и не предлагал. Да, еще я работал на токарном станке...
– О нет! Вернемся, наконец, к фотоаппарату. Итак, юношеские годы подходят к концу.
– Так быстро? Я что-то этого не замечал. Однажды (или как всегда?) пасу скот. На лошади. День за днем. Скучаю по школе – заметь, по школе, а не по учебе.
Потому что я хорошо играл в настольный теннис, бегал на лыжах и выступал за юношескую сборную района по футболу. Так вот в меже замечаю некий предмет. Приглядываюсь – фотоаппарат. Покрутил в руках – никаких чувств. А потом начало цеплять и цеплять. Я стал отличником по химии и хорошистом по физике, потому что надо было знать, как преломляются лучи в линзе и чем фиксаж отличается от проявителя. Всех, включая воробьев, лошадей и галок, я перефотографировал. А людей по нескольку раз. Брал рубль за четыре фотографии 6х9. Представь, как здорово они на мне экономили, избавив себя от необходимости платить три рубля за проезд в район для фоток на паспорт, военный или комсомольский билет.
Казанский Дон Жуан
– Да ты был подпольный миллионер! Не стыдно?
– Ты прав. Ходить на раскорячку с пачкой зашитых в трусы денег было как-то неловко. Мне их туда мамка поместила, когда я ехал в Казань поступать в университет, в котором учился великий Ленин. Это меня сильно смущало. Подстегивало же то, что поступить на факультет фотожурналистики можно было вне конкурса. Тогда только три таких универа было: Москва, Ташкент, Казань. Я был невысокого роста (как и сейчас), одет просто и отношения с незнакомыми выстраивал так же просто, как у себя в селе. Педагогу, отбиравшему на внеконкурсное поступление в вуз, я показал кучу фотографий с Героями Соцтруда и передовиками и признался, что учился абы как. Леонид Данилович, так звали моего экзаменатора, взял только один невзрачный, на мой тогдашний взгляд, снимок. На нем учительница географии мне ставила двойку, а я в этот момент снял ее лицо, полное гнева и других ярких эмоций...
Диплом я защищал в республиканском татарском журнале «Азат хаттын». Меня послали снимать на цветную обложку Людмилу Хитяеву, народную артистку РСФСР, она же казачка Дарья Мелехова из фильма «Тихий Дон». Дело было в цирке. Красивые ноги, короткая юбочка... Я так увлекся съемкой, что... В общем, слышу на весь цирк пронзительную фразу: «Молодой человек, я с этого ракурса плохо смотрюсь». Зал – в хохот. Я, нет чтоб промолчать, невпопад отвечаю: «Вы извините, мне нужна ваша грудь». Цирк! После программы Хитяева позволила мне сделать работу основательно и не торопясь. А потом была долгая работа фотокорреспондентом в газете «Костанай таны». Но вскоре мне там стало тесно. Душа требовала иных масштабов деятельности. Тем более что на горизонте уже грезилась перестройка. Но я не рассчитал скорости.
Небо в клетку
– Как это случилось?
– На нашей сапоговаляльной фабрике я увидел залежи заплесневевшей тюкованной шерсти. Она была вся трачена молью и для производства не годилась. Ее ожидала свалка и костер... А я был уже знаком со многими директорами совхозов. Я видел, как они опилками утепляют свои теплотрассы. И тогда я предложил директорам купить эти завалы. Набралось восемь вагонов. По 12 тонн шерсти в каждом. Видя, что такую громаду нам не переварить внутри области, я поехал в Актюбинск на завод по первичной обработке шерсти. Привез им в дипломате образцы. Завод принял ее всю. В это время в СССР закручивал гайки новый руководитель страны Юрий Андропов. Никакой коммерции.
И я залетаю на скамью подсудимых. Мне дают 10 лет. После оглашения приговора я несказанно радуюсь (жена подумала тогда, что у меня сдвиг в голове от 9-месячной отсидки в СИЗО). А я радуюсь, потому что мне светило заключение в лучшем случае на 15 лет, а в худшем – намазанный зеленкой лоб...
Попал в Кушмурун. Работаю диспетчером по снабжению. Тепло и знакомо. И вдруг вызывает начальник колонии Валерий Шлычков. Говорит, цех, где плели шерстяные нитки, ни к черту. Будешь старшим. Тут я взмолился: «Валерий Иванович, как же так, я за шерсть сижу, а мне еще и работать с ней?!» Он: «Или в ШИЗО, или старшим в цех. Точка». В штрафном изоляторе кормили через день, кипяточком с корочкой хлеба... Я выбрал цех. Там никакой организации труда. 40 человек. Грязь, пыль, не помыться. Шлычков разрешил мне выбрать в помощники четырех бывших директоров совхозов, трех бывших бухгалтеров на учет, сделали вентиляцию и душевые, и цех заработал как часы... Через 5 с половиной лет я освободился и попал в самую круговерть горбачевской перестройки.
Хрустальная мечеть
– Как будешь встречать Наурыз?
– Как всегда: сварим мясо, напечем баурсаков, купим сладостей и все это раздадим кому следует. Это идет из глубин нашего рода. Я люблю этот широкий и светлый праздник. Закрою глаза и вижу весеннюю степь, в которой я рос вместе с травой... Конечно же поеду в мечеть. Я ее строил долго... Здесь стояли руины. Я купил их вместе с землей и собирался строить супермаркет. Сергей Кулагин, аким области на то время, говорит: ищу место под поликлинику, продай мне землю. Я отвечаю: землю отдам городу бесплатно. Только с условием, что я буду эту поликлинику строить. Так оно и вышло. А рядом с ней я видел мечеть. Она мне снилась в разных вариантах. Где бы ни был за границей, я посещал мусульманские культовые сооружения, фотографировал их.
Мечеть в районе 15-го магазина начал строить, не представляя, сколько сюда вложений потребуется. А потом грянул финансовый кризис, и стройка остановилась года на три. Но я знал, что это временно – черная полоса не бывает бесконечной. Я тесно работал с Сашей Байтуриным, талантливым местным архитектором. Саша проектировал мне и поликлинику, и здание банка «Центркредит», и ресторан «Ак-Шанырак»... К сожалению, он умер – сердечный приступ в 57 лет... Я попросил его: Саш, сделай как можно больше света. И Байтурин приносит мне эскиз, на котором... хрустально белая мечеть! Фантастика!
Я завез на стройку тонны металла из Караганды. Центральный купол делали в Нижнем Новгороде. Современные отделочные материалы. Строили же мои сварщики, отделочники, каменщики. Красавица получилась. Легкая, лучистая как лебедушка. 90 прожекторов по периметру освещают купола и минареты. Посмотри на нее вечером со стороны улицы Воинов-Интернационалистов. Я посвятил ее своему прадеду Жайляубаю, светлой души был человек. Верховный Муфтий Казахстана дал на это свое разрешение...
– Ну ты совсем как Алдар Косе: что ни задумаешь, то всё по-твоему. Как в сказке.
– Все правильно. Я и есть Алдар Косе. Фамилии, правда, разные. Но это разве что меняет? Наурыз Мейрамы Құтты болсын!
