Заведующий отделением анестезиологии и реанимации областной больницы, главный внештатный токсиколог облздрава, главный региональный координатор по трансплантологии, кандидат медицинских наук, врач высшей категории, отличник здравоохранения, почетный гражданин Казахстана Александр САЧКО отметит 5 мая свое 50-летие. Время обернуться назад.
Там, где летает душа
– Александр Алексеевич, с детства мечтали стать врачом?
– Мама работала фельдшером в Семиозерном районе, но из-за нехватки кадров была и участковым врачом, и врачом скорой помощи. Когда меня не с кем было оставить, брала с собой на работу. Я смотрел, как она спасает людей, и сам захотел делать то же.
– Не всегда родители-медики поддерживают решение детей идти по их стопам…
– Мама видела меня кардиологом или невропатологом, но не реаниматологом, у которого особенно ответственная работа и много дежурств. Жалела. Но я сразу решил, что стану реаниматологом. В институте, пока учился, работал на скорой в реанимационной бригаде. Мне было приятно сразу видеть результат своего труда. Смог помочь больному – он жив. Нравилось ходить каждый день в операционную.
– Не боялись расхожей приметы, что реаниматологи и хирурги долго не живут?
– Нет. Раньше и правда не было пенсионеров-анестезиологов, потому как они рано уходили из жизни. Может, сказывался стресс или качество советских анестетиков. Сейчас работаем на современном оборудовании с современными безопасными препаратами. За границей реаниматологи выходят на пенсию раньше именно из-за особенностей профессии. В США анестезиологи могут выйти на пенсию через 15 лет работы, в России год работы считается за полтора.
– Вы каждый день встречаетесь со смертью. В Бога верите?
– Верю. Видите, на стене икона Пантелеймона – единственного святого-врача в православии? Просим, чтобы у нас не было осложнений. Помогает. У меня даже на рабочем столе молитва. Говорят, что реаниматологи – посредники между Богом и людьми. И с каждой смертью всякий раз очень переживаешь. Боремся, даже если есть всего лишь один процент надежды… До последнего не отключаем от аппарата больного, даже когда налицо смерть мозга.
– Сложно сообщать о смерти? Или это уже профессионально отработанное действие?
– К этому нельзя привыкнуть. По-прежнему тяжело. Нужно уметь правильно объяснить и подготовить родных. Некоторые врачи, особенно молодые, отказываются встречаться с родственниками пациента. Мне как заведующему приходится. Но сообщать, что человеку осталось несколько часов, минут, поверьте, еще сложнее. Конечно, пускаем в реанимацию близких проститься, хотя нелегко прощаться с тем, кто весь в датчиках, трубках. Многие жалеют, что настояли на этом: лучше помнить человека здоровым.
– Говорят, душа весит 21 грамм. Домыслы?
– Не взвешивали. Но на одном международном конгрессе американские реаниматологи рассказывали, что просвечивали лучами потолок реанимации, и удивились, что те не проходили. Заметили, что в нашем отделении потолок выше? Это, говорю всем, чтобы душам было где летать. Кто приходит в нашу реанимацию, старается быстро ретироваться. Воздух здесь тяжелый. А нам приходится и работать, и практически здесь жить. Поэтому мы оборудовали комнату для отдыха и спортзал. Что-то купили вскладчину, что-то принес каждый из нас. Чтобы можно было отвлечься, почувствовать себя как дома. Есть морозилка, плита, сами готовим. Об этом я мечтал когда-то и рад, что получилось. У нас не было даже туалета на этаже для сотрудников, мол, ваши же больные в туалет не ходят. Сами сделали санузел.
Про спасибо
– Вы сразу после вуза пришли в областную больницу?
– Нет, тогда, прежде чем попасть на работу в область, нужно было в районе показать себя. В Аулиекольской больнице проработал семь лет. С нуля в сложные 90-е создали реанимационное отделение. Ломали стены, ездили за оборудованием в Россию, привлекали спонсоров. Реанимационные кровати подарила Церковь Жатвы. И могу не без гордости сказать, что сегодня реанимация в Аулиеколе одна из лучших.
– И вас заметили...
– Профессионализм врача виден по его работе. Когда работал анестезиологом, мы старались не транспортировать тяжелых больных в область. Пытались справиться самостоятельно. Это в областной больнице у тебя под рукой много специалистов, которые не откажут в совете, консультации, а в районе ты один на один с ситуацией. До сих пор помню, как на второй день после приезда в район меня отправили за 140 км от центра в совхоз Целинный спасать беременную женщину. Приехали, а та бьется в судорогах. Срочно надо было родоразрешать, требовалось ввести наркоз. «Дышали» руками – есть такие ручные аппараты – и оперировали в медпункте на обычном столе. Потом повезли ее в районную больницу и тоже «дышали» за нее. Спасли.
– Какую ответственность приходится брать на себя, принимая единственно верное решение!
– Зато это хорошая школа. Ночью анестезиолога разбуди – он на любой вопрос ответит. Знаете, почему молодые специалисты в реаниматологи не идут? Потому что здесь надо лечить больных со всеми диагнозами. Казалось бы, кардиолог лечит только сердце, пульмонолог – легкие. Но сложные тяжелые кардиологические больные лечатся у нас, больные с тяжелой пневмонией, с которыми врач в отделении не справляется, лежат у нас. К нам попадают и люди с неясным диагнозом. Привезли с улицы человека в коме. Куда? В реанимацию, там точно разберутся. И разбираемся. Деваться некуда.
Сделать уникальную операцию – полдела, важно еще больного выходить. После вмешательств в организме могут произойти сбои. Нарушение состава крови, зашкаливает калий... Больной может погибнуть, мы же приводим дисбаланс в норму. Пациента спасаем, потом переводим его в отделение. Выписывают его уже терапевты, хирурги, гинекологи… и он им говорит спасибо.
– Ваша универсальность подразумевает и высокую начитанность. Вам нужно знать больше любого узкого специалиста.
– Врач должен читать каждый день, хотя бы понемногу. В ординаторской весь шкаф забит медицинскими книгами. Но самые ценные – в моем кабинете. Часто из-за рубежа привозим дорогие и ценные издания. Но читаю, когда находится время, и другие книги. Мне нравятся произведения американской писательницы-хирурга Тесс Герритсен.
А вообще, нашу профессию надо любить. Она сложная. Молодые не всегда справляются с объемом знаний, много приходится читать, забывая об отдыхе. Дежурства, сложные больные, выезды по линии санавиации. Порой в районе задерживаемся на день-два, чтобы провести операцию. Зато в нашей профессии столько адреналина! Бывает, уйдешь в отпуск, отдохнешь немного, а душа назад, на работу просится…
И отдыхать…
– С таким ритмом жизни, наверное, трудно сохранить семью?
– Самое главное для меня – спокойная семейная жизнь. Когда тебя ждут дома, когда тебя понимают и принимают таким, какой ты есть. Мне повезло, моя супруга – врач. Поэтому знает особенности моей работы, иногда мы вместе дежурим. Я могу назвать себя счастливым человеком, потому что у меня любимая работа, любимая жена, мама жива, любимое отделение, сплоченный коллектив, за который ручаюсь.
– Дети не пошли по вашим стопам?
– Мне тяжело об этом говорить. Моя дочь попала в автокатастрофу. Она училась на двух факультетах в Хабаровске. Изучала японский и китайский языки. Когда произошла трагедия, я семь месяцев провел с ней в реанимации в Хабаровске. Мне разрешили. Есть негласное братство анестезиологов. Мне, знаю, не откажут в помощи, я всегда помогу коллеге. Мы дружим с российскими анестезиологами. Мне даже вручили самую престижную награду – медаль Гиппократа – за сто больных россиян, которых спасли в костанайской реанимации. Наша страна отметила мои заслуги орденом почёта «Құрмет». Но самая дорогая сердцу награда – благодарственное письмо от людей, которые живут, потому что получили при трансплантации новые органы. От костанайцев… До слез пробирают слова спасенных.
– Работа помогла справиться с личным горем?
– Работа помогла не сойти с колес. Знаете, американские врачи на международной конференции сказали, что нет ни одного счастливого реаниматолога. У каждого, как они выяснили, случается в жизни какое-то горе. Это расплата за спасение других жизней. За вмешательство что ли… Так оно и есть, когда смотришь на жизнь коллег. У каждого свои трагедии. У меня же в тот год, когда погибла дочка, старший брат поступил в реанимацию с тяжелым инфарктом, и мне пришлось его спасать.
– Не жизнь, а сплошные стрессы. Как отдыхаете?
– Люблю путешествовать. Обязательно стараюсь каждый год куда-то поехать. Коллекционирую статуэтки докторов из каждой страны – Италии, Испании, Исландии, Тайланда, России, Германии... А еще помогает то, что я стараюсь не копить обиды, негативные эмоции. Не злопамятный. Выплескиваю, что чувствую, сразу. И становится легче.
– Что цените в людях?
– Порядочность. Не люблю, когда обманывают, особенно в нашей сфере. Например, спросишь медсестру, какое давление у пациента, а та не померила, наугад скажет неправду. Сам стараюсь говорить правду. Она спасает. Кстати, никогда нельзя говорить, что больного вытянешь, ведь у него может в любой момент случиться ухудшение. А если говоришь, что состояние тяжелое, объясни, в чем это заключается. Ведь в твоих глазах и словах люди видят надежду. Мы никогда не говорим о смерти по телефону. Табу. Вдруг человек на конце провода один и с ним что-то случится. Обязательно приглашаем для серьезного разговора в отделение.
– О чем мечтаете?
– Мечтаю доработать до пенсии и потом купить деревянный домик возле леса. И отдыхать...
