Общественный фонд ветеранов войны и труда «Ата» в последнее время как-то исчез из медийного простанства. Мы решили выяснить, чем сейчас живет фонд.
Шашлыки и реликвии
Многие годы остававшийся единственным в Казахстане, «Ата» жил сам по себе. Без официальных дотаций. Размещался в часовой башне, соседствуя с Шахматным клубом. Центр города, на виду. Теперь его там нет. И юридически, и физически. Не скрою, я задавался вопросом: интересно, а с уходом из жизни последнего участника Великой Отечественной войны фонд тоже уйдет? Увы, время берет свое. В апреле нынешнего года в областном центре насчитывалось 65 участников ВОВ. В Житикаре и Лисаковске по 11. В Жангельдинском районе ни одного...
Фонд «Ата» официально появился в 2003-м. Его тесно увязывали с именем конкретного человека. Отсюда возникали настороженные вопросы: кому это нужно, в чьих интересах? Марата Кабдылсалыкова, организатора фонда, в городе никто не знал. За спиной ни кола ни двора. Без семьи, связей приехал в Костанай открывать свой бизнес. Ему удалось выкупить кусок земли размером с двухкомнатную хрущевку в центре Зеленого рынка. Построил кафе-шашлычную. Пару лет назад возвел второй этаж. Нынче поднимаешься по крутой винтовой лестнице... и попадаешь в музей. Чаевничающих посетителей окружают сотни фотографий фронтовиков. Одна стена отдана под воинские реликвии: ордена-медали, солдатские фляжки, каски, оружие...
Это теперь и есть штаб-квартира и ветеранский музей «Ата». Фонд идейно не умер, преобразовался в своеобразный клуб великовозрастных единомышленников. Фронтовиков здесь буквально единицы. Большинство – труженики тыла, самому старшему 89 лет. Спрашиваю Марата, зачем ему все это.
– Это не мне надо. Мы давно уже как одна семья.
Марат не склонен к литературным оборотам. Его язык прост, как таблица умножения. У Кабдылсалыкова нет отдельного кабинета, всю свою бизнес-деятельность он вершит за обычным клиентским столиком. За таким же мы и сидим. Хозяин рассказывает:
– Сейчас мне 49 лет. С Костанаем у меня связано всё: здесь женился, здесь родились шестеро детей. Я вообще мыслил просто: главное – семья и маленький, но стабильный бизнес. И так бы оно шло. В 1989 году ко мне в кафе зашли два пожилых человека. По виду из тех, фронтовых лет. Что было в 1989 году? Холодно и голодно, пенсии никчемные... И тогда я сказал своим не брать с этих двоих денег. А потом пришли другие... Проблема была не в еде. Солдаты нуждались в общении, внимании. Им бы посидеть, послушать, выговориться.
Марат замолкает, а я мысленно продолжаю за него. Одиночество – штука горькая. А если оно отягощено болезнями, утратой душевных связей с близкими... Настал тот момент, когда Марат понял, что он уже не имеет права сказать этим людям, будто у него на первом месте семья, бизнес, а далее как получится. Они были старше его, мудрее, прошедшие сквозь ужасные испытания. Они посвящали его в свои личные истории. Так чужая жизнь становилась частью его жизни.
Фонд собирался по крупицам, от человека к человеку. Когда в его рядах оказалось свыше полусотни человек, он принял официальные очертания. С правлением, кассой взаимопомощи. Ветераны фонтанировали идеями, а основатель фонда, по сути, взвалив на себя обязанности ведущего менеджера, эти идеи материализовывал через спонсоров.
Не оказаться за бортом
Марат ставил в районе Каменного озера (есть такое чудное место за поселком Заречным) палатки и юрты, выпрашивал автобусы, собирал спортсменов и артистов, чтобы в погожий летний день уютное зеленое прибрежье стало и спортивной ареной, и концертным залом для ветеранов. Он возил их смотреть железорудные карьеры Рудного и золотоносные – Варваринки, шесть лет кряду возил в Астану, в том числе и на встречу с парламентариями. Из последних поездок минувшего ноября – улетная в Казань. В прямом смысле: подразделение «Иволги», компания «Авиа-Жайнар», специально выделило борт для трехдневной поездки ветеранов «Ата».
Суть всех этих действий сводится к тому, чтобы ветераны, многие из которых физически слабы, не оказались за бортом жизни. Одно дело смотреть безвылазно телевизор, и совсем другое – выехать за пределы квартиры, самолично увидеть и почувствовать движение времени. Это не пафосные слова. Мозг человека, особенно та его часть, которая отвечает за нашу потребность воспринимать мир в адекватной ясности, часто не дружит с физиологией. Что поделаешь, это старость. Но с ее наступлением жизнь не кончается. Переключаешь скорость на пониженную и движешься дальше. За окном один ландшафт, независимо от того, в салоне кроссовера ты или в стареньких «Жигулях», молод ты или не очень.
Вот такая история. Она продолжается, подобно речке, текущей подо льдом. Незримо, но живо.
