Я расскажу о егере, но при этом ни слова об охотничьих похождениях. Не будет и привычного образа человека с ружьем и биноклем, якобы по окурку в следе дикого кабана вычисляющего хитрого и злобного браконьера. Будет печка, дети, министр Шукеев и спасение заблудших.
О благодарности
Прошлогодний визит в Амангельды – центр одноименного района на юге области – Умирзака Шукеева, на тогдашний момент заместителя премьер-министра – министра сельского хозяйства РК, был полуофициальным. Не было пресс-релиза, журналистов и мега-совещаний. Министр привез с собой шикарный подарочный чапан и такую же отороченную черным мехом шапку к нему. Прилюдно вручил всё это Геннадию АЛЕЙНИКОВУ, явно смущенному таким сюрпризом к своему юбилею. А высокий гость, повернувшись к собравшимся, сказал: «Вот это и есть тот человек, который в немалой степени сохранил район».
О печке
Печка в жизни людей, живущих в 450 км от областного центра, имеет почти сакральный смысл. В небольшом приземистом доме из трех комнат и кухни она не гаснет круглые сутки, съедая за зиму «КамАЗ» угля. И дом, засыпанный снегом по окна, и печку, и хозпостройки, в коих коротает большую часть суток крупно-рогатая скотинка, построил собственными руками он, Геннадий Алейников. Крупноголовый, в профиль похожий на римского полководца с учебников истории, приземистый, он с самого рождения полагается только на себя. «Младенцем что ли пошел?» – чую иронию. Нет, просто при родах мама умерла. Отец в одиночку, больше не женившись, ставил как мог сына на ноги. Сам работяга и сына приучал радоваться куску хлеба и сахару к чаю.
За свои семьдесят лет Алейник (так его зовут между собой свои люди) так и не опробовал на себе кураж бездеятельного отпуска где-нибудь в Сочи, на пляже турецком или в санатории областного розлива. И при этом нет у него сосущей мозг зависти от того, что кто-то побывал в Шардже пять раз, а он ни одного...
Все объяснимо. Выйди в степь хотя бы за пяток километров от райцентра Амангельды, упрись в стену бескрайнего озерного камыша, запрокинь голову в синеву бездонного неба – ну это же другая планета, брат! Твоя египетская сила ей не ровня. В этих степях, наполненных озерами и рыбой, манящих сюда одинаково что из Екатеринбурга, что из Алматы сумасшедших ловцов доисторических размеров щук, копченый загар кочевников Чингисхана тебе обеспечен. Первобытные инстинкты воспрянут и дадут понять: если хочешь жить долго и в меру сытно, то научись жить одним днем. Каждый раз – как заново.
Даже когда сердце не слабо хватануло, Алейников докторам надоедал недолго. «Слушай мой совет, – говорит он мне, отрезая, словно саблей, кусок краюхи от круглой домашней буханки размером с жигулевское колесо. – Ешь чеснок. Полмесяца строго в обед по четыре-пять зубчиков – и все, привет, медицина!».
Это не бодрячество. Просто есть комфортная среда и не очень. Из некомфортной бегут – в таблетки, во вселенскую обиду, в другие города... Иные, наоборот, обращают внешнюю некомфортность в свою пользу, дыша воздухом, не знающим автомобильного смога, и едят мясо, нагулянное на смеси диких трав. Здесь студеные ветра зимой и лютая торгайская жара летом, но кто скажет, что в бетонных коробках наших городов климат другой?
О хлебе насущном
Когда мы с Алейниковым закончили чаепитие с домашним маслом (вода, кстати, тоже домашняя – из 15-метровой дворовой скважины), из школы пришла Таня. С широкими голубыми глазами, морозным румянцем на щеках, пышущая радостной энергией: «Папа, я узнала: в медколледже набирают бюджетную группу. Платить не надо! Я обязательно поступлю!». Тане 13 лет, самая младшая. Остальные уже обзавелись семьями, разъехались кто куда. Девчонка давно и разумно мечтает о карьере врача.
Первая жена умерла, оставив ему несколько детей, со второй родили еще двоих. Все деньги, на которые Алейниковы содержали детей, оплачивали учебу, свадьбы, дни рождения и т.п., зарабатывались исключительно на домашнем хозяйстве. Считать егерьство заработком можно только с большой натяжкой. Выручал большой огород с поливной картошкой-капустой-морковкой за окраиной поселка, который давал за сезон хороший прибыток.
Но вместе взятые огород и коровы, количество которых достигало двух десятков, не считая мелкой живности – это беспросветная пахота. Тем же коровам нужны немалые запасы сена, вот Геннадий Иванович и косит степные травостои на собственном стареньком тракторе и таком же комбайне. И себе, и людям.
Егерьство не оставляет. Недавно пришло сообщение, что видели у одного из поселков волков. Серые тут наглые, благо, что кругом тебенюют (пасутся, добывая корм из-под снега) табуны лошадей. Волкам-то что, завалили лошадь, похватали свежатинки, а крестьянину урон сразу тысяч на триста.
Люди попросили следопыта отыскать хищников, что он и сделал – двух волков как не бывало.
«Как долго еще вам так напрягаться?» – спрашиваю, учитывая чисто денежную сторону повседневности. Считаем. Около миллиона тенге уже нынче нужно подсобрать – детям оплатить учебу и прочие неотложные надобности. Короче, трактору с комбайном покой еще не светит. Геннадий Иванович, похоже, и не против. По нему видно, что это не натужное, не страдальческое восприятие бытия. Это нормальное течение жизни, в которой старый следопыт, как рыба в торгайских речках. А ежели что не так – чеснок в помощь...
О помощи
Здешняя степь выглядит, как в песне про ямщика, который в ней, глухой, замерзал – однообразно и простецки. Кажется, шагай на все четыре стороны, ничего не изменится. О-о, какое же это опасное заблуждение...
Он трижды спасал людей. Находил, вытаскивал из снежного плена, вывозил полуобмороженных. Поздней осенью пропали трое пожарных. Поехали тушить овечью летнюю ферму в степи, попали на солончаковое пятно, машина села. Через сутки их хватились – машина пуста, а людей, даже когда прочесали всю округу, нет. Вызвали Алейникова. У него белый «Ниссан-Патрол» прошлого века рождения. И поехал кружить на своем дизеле Геннадий Иванович, руководствуясь собственной интуицией и опытом, по звериным тропам. Тропы эти тем хороши, что конкретизируют направление к хоть малейшему источнику жизни. Когда над одной из троп, уходящей в камышовые дебри, взметнулась тревожно сорока, Алейников поблагодарил птицу за соучастие – сороки не любят, когда к ним вторгаются чужие.
«Чужой» лежал в камышах, выбившись из сил и психологически раздавленный. Увидев Алейникова, парень заплакал...