Альберт Салемгареев — сотрудник Ассоциации сохранения биоразнообразия Казахстана, руководитель Центра реинтродукции, который находится в Джангельдинском районе. Беседуем с ним о роли АСБК в возрождении и сохранении популяций редких животных.
О лошадях
Куланы занесены в Красную книгу. Раньше жили на территории Казахстана, исчезли в 30-х годах прошлого века. Восстанавливать популяцию начали в 1953 году. Сейчас в Казахстане четыре локации, в которых обитают животные. Всего их около 5000. Наш центр реинтродукции пока экспериментальный. И изначально его создавали для других животных.
- Сюда должны были завезти лошадь Пржевальского, - говорит Альберт Салемгареев. – Когда-то эти лошади обитали на территории Казахстана, но были истреблены. В начале 2000-х из Германии завезли первую партию в национальный парк «Алтын-Эмель», который находится на территории Алматинской области. Теперь там осталось пять лошадей всего: кто-то погиб, не выдержав воздействия среды, кого-то съели волки. Хотели попробовать, как они приживутся у нас, уже была готова европейская программа. Но возникла проблема: нужно было, чтобы она была признана на национальном уровне. Помешал парадокс: лошадь не внесена в Красную книгу Казахстана — ее давно нет в стране. И решить эту проблему быстро не получилось: чтобы лошадь Пржевальского включили в Красную книгу, нужно было провести ряд мероприятий: собрать специальную комиссию, которая последний раз встречалась более 10 лет назад, пересмотреть список животных, предложения по включению их в Красную книгу. Центр уже был готов. Тогда мы предложили зарубежным партнёрам по природоохранной инициативе «Алтын Дала» начать проект по восстановлению популяции куланов, они поддержали и помогли найти средства.
- В чем суть проекта?
- Реинтродукция – это возвращение животных в среду, в которой они когда-то обитали. Сначала, когда куланов только привозят, мы помещаем их в просторный кораль площадью около 50 га. Полгода они находятся на ограниченной территории, за ними ведется наблюдение. Затем животные выпускаются в дикую природу. Дальше их перемещение отслеживается с помощью ошейников с датчиками. В наш Центр реинтродукции куланов завезли уже второй раз. Первая партия прибыла в 2017 году, их было девять. В 2019-м доставили двух – самца и самку. Они еще в корале.
- Куланам на зиму заготавливают сено. А в дикой природе где они будут его добывать? И как осуществляется наблюдение за животными после того, как их выпускают?
- Сено они не трогают. Сами добывают себе корм, в том числе и зимой - тебенюют, как лошади. Кстати, одна из самок куланов первого выпуска зимой прибилась к лошадям, ходила с ними. Хотя в целом кулан не стадное животное, и та группа, которую выпустили первой, оказалась разобщена. Месяца два они держались вместе, потом начали отделяться. Мы наблюдали это благодаря ошейникам. Они, кстати, были надеты на четверых взрослых животных – «окольцевать» молодняк было невозможно. Сейчас, к сожалению, остался только один кулан с ошейником. Он находится на территории Актюбинской области. Двух убили браконьеры. Одного забрали на мясо, другого почти не тронули, только голову отрезали – испугались, наверное. Произошло это на территории Карагандинской области.
- Получается, проект с куланами в нашей местности провалился?
- Нет, это не так. Проект интересен в первую очередь тем, что мы получили возможность наблюдать за куланами в уникальных условиях. В Казахстане всего четыре локации, в которых живут куланы (в том числе и наша). Однако ни в Алтын-Эмеле, ни в урочище Барсакельмес у куланов нет возможности уходить на такие большие расстояния, как у нас. Перемещения ограничивает естественный ландшафт: горы, ущелья, источники воды. У нас же полная свобода для перемещения. И наблюдения показывают, что они здесь в разы мобильнее. То есть этот проект позволяет изучать новые перспективы, узнать, нужна ли куланам миграция, либо они хорошо чувствуют себя на одном месте. Ну и пока мы работаем с куланами, исподволь готовимся к программе по возрождению лошади Пржевальского, проверяем оборудование, отрабатываем технику. Надеемся, что она все же заработает.
О сайге
Альберт Салемгареев не только руководитель Центра реинтродукции. Он курирует работу по сайгаку, один из разработчиков метода гуманного отлова этих животных.
- Что это за метод?
- Идея родилась в нашем проекте по восстановлению популяции сайги. С самого начала работы над ним было понятно, что необходима установка ошейников с передатчиками, которые позволяют вести наблюдение: отслеживать суточный ход, осеннюю и весеннюю миграции. В 2009 году нашли спонсоров, которые приобрели 40 ошейников. Стали думать, как же поймать животное, не причиняя ему вреда. Способов было немало, но нам подходили далеко не все. Стрелять шприцем со снотворным было нельзя – животное могло убежать, уснуть и погибнуть от переохлаждения (чтобы разбудить, нужно вколоть антидот, но без ошейника сайгу не найти). Обратились за опытом к коллегам в Монголии. Они ловили животных стационарной сеткой. Но у них холмистый рельеф, сетку можно было спрятать. Для наших степей этот метод не подходил: территория огромная, сетку видно. А гнать сайгу можно только определенное время: если она бежит более 4 минут, животное может погибнуть. Мы с коллегами из ПО «Охотзоопром» придумали свой способ, назвали его «мобильный кораль». Нашли загонщиков со стажем — еще с советских лет, когда сайгу отстреливали промышленно. Все происходит так: человек на мотоцикле направляется к стаду, стадо начинает разбегаться, мы отбиваем от стада крайнего сайгака и гоним его в сторону сетки, которая лежит на земле. Когда сайгак приближается, люди резко поднимают сетку, животное попадается. Когда начинали, требовалось 9-10 человек, чтобы поймать сайгака. Сейчас достаточно 5 человек. Рекордное время отлова — 58 секунд.
- Возросла ли за время проекта численность сайги? Ведь немалый урон наносят браконьеры, да и мор, который свирепствовал несколько лет назад, сократил популяцию.
- Да, мор в 2015 году унес около 90% бетпакдалинской популяции, и браконьеры вносят свою лепту - охотятся за рогами самцов, которые покупают китайские предприятия для использования в медицине. К тому же многие самцы гибнут осенью во время гона, истощив свои ресурсы. Но тем не менее популяция увеличивается. В 2006 году численность сайги составляла 86 000, по данным 2019-го года ее уже 350 000. Мне кажется, природа сама регулирует количество поголовья. Взять мор в 2015-м — до сих пор в некоторых кругах популярна версия, что это было последствие влияния отработанных частей ракет, падающих на территорию Торгая. Но это не так, причина падежа — природное мультифакторное явление. Эпидемия пастереллеза вспыхнула в нескольких очагах одновременно — и в Костанайской, и в Акмолинской, и в Актюбинской областях. Плюс падеж произошел в мае, после долгой миграции, когда сайга ослаблена окотом, подвержена влиянию резкого перепада температур. Зато и восстанавливается поголовье быстро — самки сайги приносят по 2, иногда даже по 3 детеныша во время окота. Работа с населением, контроль за популяцией, совместная работа с инспекторами природоохранных служб дают результат и позволяют хотя бы немного оградить сайгу от людей. А у природы свои регулирующие механизмы.
О биоразнообразии
Мы тесно сотрудничаем с государством по всем направлениям нашей работы, но финансовую помощь мы от него не получаем. Есть государственная организация ПО "Охотзоопром", которая занимается охраной животного мира, с ними мы активно работаем по вопросам охраны сайгаков и куланов. АСБК — самое крупное и эффективное. Несколько десятков проектов по сохранению птиц и животных в стране, масштабная география — весь Казахстан.
- У АСБК разные источники финансирования: спонсорские средства, сотрудничество с зарубежными партнерами. А государство помогает? И что нужно сделать, чтобы сотрудничество было эффективнее?
- Государство тоже помогает — и финансово, и человеческими ресурсами. Чтобы сделать сотрудничество эффективнее, нужно еще больше поддерживать такие организации, как АСБК, давать возможность заниматься управлением земли. К примеру, в Африке есть частные заповедники: территории отдают частным организациям, которые заботятся о сохранении биоразнообразия. Есть такая практика и в США — на нас выходила организация, которая у себя на родине получает участки земли, финансирует природоохранную деятельность. Они готовы вкладывать и в развитие наших территорий, но нет гарантии, что территория, на которой сейчас, к примеру, экопарк, так и останется нашей, что профиль деятельности не будет изменен. Сейчас на законодательном уровне ведется работа над этим вопросом. У нас появляется все больше бизнесменов, которые готовы вкладывать в сохранение природы. Можно было бы разработать более гибкую систему льгот в налогообложении, мотивировать бизнес вкладывать в охрану природы.
- А какой интерес у иностранных партнеров? Почему они выделяют деньги на сохранение нашего биоразнообразия?
- У каждой организации свои проекты. Многие из них выходят за рамки территории определенной страны. На Западе не делят природу на свою и чужую, планета одна и всё биоразнообразие взаимосвязано. Наши партнёры работают не только в Казахстане, но и по всему миру. В Европе редко бывают проблемы с нехваткой средств на природоохранные проекты, чего нельзя сказать про нас. Поэтому иностранные организации поддерживают инициативы в развивающихся странах.
В последние годы взаимоотношения АСБК, государства, партнеров вышло на новый уровень. К нашему мнению прислушиваются, советуются по поводу реализации проектов, которые могут нанести урон окружающей среде. Поэтому в будущее смотрю с оптимизмом.