Нет ничего загадочнее наших степных озер. Это только на первый взгляд они, с позволения сказать, все на одно лицо, без ландшафтных изысков.
Есть, конечно, гиганты, вроде амангельдинской Сарыкопы, состоящей из хаотичной цепочки озер, перетекающих друг в друга. Выходишь на лодке, проплываешь по круговерти камышовых заводей, и уже не знаешь, как выбраться из этого лабиринта. Солнце высоко, за бортом – черная глубина. И тишина. Ни друзей, ни врагов, ни берегов...
А есть водоемы, которые притягивают как глубокие колодцы. Знаете же фразу: чем дольше вглядываешься в колодец, тем сильнее он притягивает тебя. Я нашел такой неподалеку от аулиекольского села Новонежинка. Озеро не пользуется славой ни у рыбаков, ни у охотников. На пути к нему вполовину человеческого роста кочковатые растительные валуны, жесткий двухметровый камыш. А внутри – зеркальце воды.
Там обожают сидеть лебеди. Всю остальную живность, вроде уток и лысух (болотных куриц), они там извели. Но осенью эту тихую гавань примечают дикие гуси. Эти перелетные странники тоже с бойцовским характером. Лебеди бесконфликтно отплывают в сторону. И мы однажды гусей приметили. Видели, как они с полей идут сюда на отдых, на ночевку. Решили, пока птица кормится, протащим сюда днем лодку. Надо же как-то потом дичь собирать.
Шли без оружия. Деревянный шест в руке, вдвоем с приятелем ледокольно рвем камыш, рогоз и кочки. Это жуть: ноги путаются в отжившей растительности, кочкарник, при попытке опереться на него, просаживается в болотистую жижу, жесткий сухой камыш упруго режет лицо, а рогоз тут же стряхивает тучи разлетающихся в пух и прах соцветий... Внезапно под ногами буквально запружинила почва. Я принял ее за земную твердь. Наконец, мы вышли к водной глади.
Спустили лодку и неспешно отправились изучать излучины. Сердце пело – перед глазами открывался мир, куда не ступала нога человека. А потом сердце замерло. Из тенистой излучины плавно и торжественно, как в «Лебедином озере», выплыл ровный строй гусей. Не меньше дюжины. От нас в пяти-шести метрах. Дичь глядела на нас с легким недоумением, мы, при полном параличе – на нее. Гуси, видимо, сочли нас за часть ландшафта. Проплыли к берегу и растворились.
Ружья были дома. Мы в машину. Яростно подпрыгиваем на бездорожье, полчаса туда и обратно. Все впопыхах. Пульс на пределе. В зрачках гуси. Ломимся опять сквозь болотно-растительную крепость. На коленях, отключив по максимуму хриплое дыхание, ползем к кромке синеющей воды. Пусто... Снаряд в одну и ту же воронку не падает.
Горечь разочарования сменяется легким привкусом надежды на вечернюю зорьку. Я встаю во весь рост и походкой Железного Дровосека делаю шаг-другой от берега... и внезапно гвоздем по самую шляпку ухожу в реальный ужас. Чпок! – и здравствуй, мохнатая западня. Это уже не земля и не почва, а слой спресованной растительности. Толщиной 20-25 см. Успеваю растопырить руки, не ощущая под собой дна. Вода из пробитого слоя сочится близ подбородка, стыло затекая за рубашку. Приятель кидает мне шест, но от резкого движения тоже проваливается по грудь. Вот это уже страшно.
Опустим детали, вернемся к явлению. Оно объяснимо. Есть водоемы, существование которых укладывается в миллионы лет. Их глубину никто не измерял. Мы пробовали. Мерило упиралось максимум в 5-метровую глубину. Не факт, что это было дно. За многие лета существования озерная растительность росла и умирала, устилая своими останками дно. А потом изрядно полегчавшая и напитанная кислородом, поднималась наверх. Опять напитывалась останками, тяжелела и уходила на дно. Цикл за циклом, как годовые срезы на пне. А пока она пребывала в состоянии взвеси между дном и поверхностью, наверху формировался новый слой зыбкой тверди из тонн земной пыли, птичьего помета, перьев, листьев, тростинок. На который мы и ступили...
После такого открытия пару ночей будет сниться всякая нечисть. Потом исчезнет. Но полученные впечатления – никогда.
Рисунок Владимира БЕРЕЗКИНА
