«КН» поздравили большого машиностроителя с профессиональным праздником и узнали много интересного о наших почвах, технике и вообще о сельском хозяйстве.
Алексей Иванович ДЕРЕПАСКИН, доктор технических наук, главный научный сотрудник лаборатории механизации растениеводства Костанайского филиала ТОО «НПЦ агроинженерии». Один из ведущих ученых Казахстана в области механизации сельского хозяйства. Автор более 70 патентов и авторских свидетельств На протяжении более 20 лет руководил аккредитованной лабораторией испытаний сельхозтехники. Под его руководством испытано более трехсот образцов машин и оборудования. Его разработки внедрены в хозяйствах северного, центрального и западного регионов Казахстана. Общий объем внедрения его разработок составляет более чем 1,3 млрд тенге.
Ответственности нет
– Алексей Иванович, в последние годы все чаще говорят о деградации почв. В чем вы видите корни этой проблемы?
– В свое время для Казахстана была разработана адаптированная почвозащитная технология под руководством академика Александра Ивановича Бараева. Она позволяла одновременно наращивать производство и сохранять плодородие. Основные элементы просты: надлежащая обработка паров, максимальное сохранение стерни, внесение удобрений. Один раз в пять лет – нитроаммофоска или другие комплексные удобрения, органика. В итоге земля давала стабильный урожай. «Оптимизация производства» в тяжелые годы привела к ликвидации инженерных и агрономических служб. Только два года назад заново создали институт при МСХ РК, занимающийся мониторингом почв.
– И в какой-то момент начался уход в сторону «модных технологий»?
– Новые экономические реалии привели к упрощению технологии возделывания культур. Повсеместно начали внедрять «нулевую технологию» без учета локальных условий. Подсмотрели ее в Канаде, но не учли главного. Там действует государственная служба, которая контролирует плодородие. Фермер может работать по no-till только при содержании гумуса не ниже 9%. А у нас сколько? На юге региона 1,5–2%, на севере 4–5%. Кроме того, канадские и американские почвы легкие, супесчаные, средние по механическому составу. Наши же – тяжелые, глинистые, сформировавшиеся на донных отложениях древнего моря. Если их не обрабатывать, они уплотняются и теряют структуру. И сами канадцы говорят: да, нулевая обработка снижает затраты, но урожайность падает.
– Получается, деградация – это не только климат, но и ошибки землепользования?
– Конечно. Деградация наблюдается у тех, кто не работает с землей системно. Если нет органики, то есть альтернативы. Некоторые фермеры, например, используют сидераты. При отсутствии животноводства, они выращивают промежуточные культуры, запахивают их в почву. Это зеленое удобрение работает. Мы должны помнить: землю мы берем в аренду у внуков. Вернуть обязаны не хуже. В Канаде, если за пять лет у фермера падает уровень гумуса, его могут лишить земли. У нас контроль на недостаточном уровне.
Без диалога
– Вы упомянули уплотнение почвы. Как с этим бороться?
– Проблема усугубилась именно после увлечения нулевой технологией. Почва уплотнилась, ее влагоемкость упала, осадки не задерживались, стекали в низины, появились лиманы. Для решения мы разработали эффективные рабочие элементы щелевателей – стойки, которые прорезают почву на глубину без переворота пласта и предотвращают уплотнение. Это влагосбережение, защита от эрозии. И важно понимать – чудес не бывает. Работает только комплексный подход.
– Фермеры вносят удобрения, но почва все равно истощается. Почему?
– Идеальный вариант, когда удобрения компенсируют вынос питательных веществ из почвы. Уровень внесения удобрений очень низкий в Казахстане. Помимо удобрений важен ряд факторов – севооборот, защита растений.
– В этой связи вы как-то затронули тему кадров. В чем проблема?
– В разрушенной системе подготовки специалистов. Раньше агроном шел на практику каждую весну, учился на земле. Потом приходил в хозяйство, и его слово имело вес. Рядом были старшие коллеги, они направляли, поправляли. Была преемственность. Сегодня молодому специалисту не доверяют. Его не допускают к принятию решений, говорят: «сырой». Но он должен работать с почвой, накапливать опыт. Настоящая школа рождается только в диалоге поколений. Его нет.
Продовольственная безопасность
– Алексей Иванович, если говорить о вашем вкладе в сельхозмашиностроение, какая машина для вас самая важная?
– Все мои машины важны, но самая востребованная сегодня, наверное, рыхлитель РСП. Он предназначен для безотвальной обработки уплотненных почв на глубину до 35 сантиметров. Наш рыхлитель позволяет разрыхлить слой, сохранить влагу, предотвратить эрозию.
– Чем он отличается от зарубежных аналогов?
– Главное отличие – адаптация к нашим условиям. Мы несколько лет работали над параметрами: ширина захвата, угол атаки, форма стойки, геометрия лемеха. Все это обосновывалось расчетами и испытаниями. В итоге получился рабочий орган, который работает стабильно.
– Каковы его технические особенности?
– Есть несколько моделей. РСП-4,2 – навесной рыхлитель для тракторов мощностью 270– 320 л.с. РСП-5,4 выпускается как навесным, так и прицепным. РСП-6,6П – прицепной, рассчитан на тракторы до 500 л.с. Машина работает при твердости почвы до 6 мегапаскаль и влажности 12–22%. При этом на поверхности сохраняется до 6% стерни – это защита от ветровой эрозии. Рабочая скорость – 6–10 км/ч. Качественная глубокая обработка позволяет увеличить накопление влаги в почве, разрушить плужную подошву.
– Получается, что речь идет не только о машине, но и о целой школе машиностроения?
– Да, именно так. Мы создаем технику, исходя из наших условий. Это и есть школа. В советское время мы занимались машинами для обработки солонцовых почв. Тогда появился РСН – удачная разработка. На его основе мы сделали новые рабочие органы, переработали параметры и создали РСП. Это преемственность инженерной мысли.
Команда Костанайского филиала ТОО «НПЦ агроинженерии» создает технику именно для нашего региона.
– Как вы видите будущее сельхозмашиностроения в Казахстане?
– Я убежден, что у нас есть потенциал. Мы пока не создадим собственный «Джон Дир», но у нас есть своя ниша – машины для наших тяжелых почв, для борьбы с эрозией, для влагосбережения. Нужно этим заниматься системно, поддерживать инженеров и ученых. Казахстан может обеспечить себя навесной и прицепной техникой, сельскохозяйственным оборудованием, которые будут работать не хуже импортных.
– Если бы вам дали неограниченный грант, в какую разработку вы бы вложились?
– Одной машиной проблемы сельского хозяйства не разрешить. Я бы направил средства на решение вопросов механизации кормопроизводства. Без устойчивой кормовой базы животноводство у нас всегда будет хромать. Мы привыкли думать, что «продовольственная безопасность – это хлеб», но это не только зерно. Это и корма, и мясо, и молоко. А значит, нужны машины для комплексной механизации процессов кормопроизводства.
– Да, сегодня много говорят о продовольственной безопасности. Как вы видите роль сельхозмашиностроения в этой задаче?
– Техника – это не просто металл. От того, насколько она надежна и производительна, зависит, сколько зерна мы соберем, будут ли у нас корма, как будет развиваться животноводство. Если техника встанет, это почувствует каждый – и крестьянин, и горожанин, когда придет в магазин за продуктами. Поэтому я всегда говорю: сельхозмашиностроение – это тоже вопрос независимости страны. Мы должны иметь свои разработки, адаптированные к нашим условиям. Это основа.
Фото Сергея МИРОНОВА
