Об Иване Абрамовиче Янцене можно говорить сразу, не вдаваясь в должности и эпитеты, его знают тысячи женщин. Врач акушер-гинеколог-хирург, практик, о котором в ученом мире говорят чаще, чем мы с вами о погоде. Но этот мир, как и вообще врачебный, мне малоизвестен. К Янцену меня подвигла охотничья молва.
Внешне глыбаст, в нем угадывается природная физическая сила, некогда подкрепленная занятиями штангой. Его взгляд – это взгляд доктора, пытающегося быстро определить, чем вы, как собеседник, страдаете: нытьем, чувством юмора или чрезмерным самомнением. Для диалога это важно. У режиссеров это называется «раскрыть образ».
Раскрытие образа
– Давайте об общеизвестном коротко: вы родились в семье ссыльных немцев, окончили Карагандинскую медакадемию, провели бесчисленное множество сложных операций и в семьдесят лет продолжаете оставаться в системе здравоохранения в качестве советника и главного акушера-гинеколога области. А какой вы муж, Иван Абрамович?
– Намек понял. Вряд ли я идеален. Лучше бы спросить об этом у моей супруги, но, зная свою Татьяну Федоровну, интервью с ней у вас не выйдет: ее скромность чрезмерна. И это не фигура речи. Сейчас объясню. Эта женщина из династии Кононцевых, врачей старой закалки. Моя теща, Клавдия Федоровна, после окончания Ярославского мединститута в 1954 году (начало целинной эпопеи) забивала первый колышек в будущий совхоз «Джангильдинский», ныне село Молодежное Мендыкаринского района. Федор Кондратьевич, тесть, из того же посева. Оба великолепные организаторы, оба – поколенческая интеллигенция, передавшая свои лучшие нравственные и профессиональные качества Татьяне и ее старшему брату.
Татьяна, как и я, акушер. Как и я, продолжает работать по своей специальности. Разговариваем ли мы с ней о работе дома? Очень редко, разве когда встречаются редкие случаи в практике. Есть много и других тем для общения и прочих вещей, что делает нас счастливыми на протяжении 38 лет совместной жизни.
– Что вас огорчает и какие люди вам по душе?
– Огорчает безразличие, непрофессионализм, нежелание учиться, пассивная жизненная позиция. Мне нравятся люди, умеющие слушать и слышать. Вот с ними что-то можно сделать стоящее. Если взять горизонт шире, концептуально, то для того, чтобы выжить и быть успешным, ты должен быть лучшим. Меня так учили еще в институте. Еще один важный момент, фундаментальная основа любой состоявшейся личности, – быть самодостаточным.
Прыжок с неба
– У вас дочь Юлия, насколько мне известно…
– Только не спрашивайте как мы воспитывали свою дочь. Учитывая нашу с женой повальную занятость на работе, воспитание проходило без особых педагогических приемов. Важна была атмосфера в семье. Юлия, мне кажется, взяла из нее лучшее. После школы ей была предложена одним моим большим другом учеба в Москве по линии экономики с последующим гарантированным устройством на работу. Юлия твердо ответила «нет». Только на врача.
Надо сказать, у себя дома мы с женой не идеализировали эту специальность, поскольку в ней, как во всякой избыточно романтизированной сфере, много пафосных штампов. Врачебное дело под стать шахтерскому: всех тонкостей обычному глазу не увидеть. Но поскольку Юлия в нашем семейном триумвирате имела равное право голоса, то ее мнение возобладало, и ребенок отправился в «Медицинский университет Астана», в котором отучился первый курс.
– В общем, цель достигнута?
– Не совсем. По ходу дела цель была скорректирована в сторону зарубежной учебы по программе «Болашак». Сдавала экзамены и проходила собеседование на основе своих знаний. В итоге ей сказали ждать. Лично я понял так, что здесь глагол «ждать» – это форма вежливого отказа. И вдруг приходит письмо с приглашением на новый тур собеседований, медкомиссий и прочих хлопот, связанных, например, с тем, что нам пришлось заложить квартиру, как долговое обязательство перед государством в обмен на «Болашак».
Помнится, меня это привело в состояние турбулентности. Я не о квартире, что вы! Мне было до того жалко нашу девочку, ростом чуть выше чемодана, 35 часов (только чисто летного времени) добиравшуюся до Новой Зеландии (доминион Англии), город Окленд, университет которого стал в течение последующих пяти лет альма-матер для Юлии.
Второй раз, ком подкатил к горлу, когда увидел на фото, как Юлия прыгает в новозеландском небе с парашютом. Естественно, без нашего разрешения! Вот такие горки… Сейчас она живет в Астане, занимается наукой под названием регенеративная медицина и молекулярная биология, доктор PhD, ведущий научный сотрудник Назарбаев Университета. Она замужем, вместе растят нам внучку Софью.
О пользе бездеятельности
– Что вы больше всего любите делать?
– Больше всего я люблю ничего не делать. Я люблю не спорить с людьми, которые не разбираются в теме, но апломбом и ором заявляют о своей значимости. Я люблю говорить, что на выходные у меня нет, и не может быть иных планов и действий, кроме поездки на лоно природы. Когда меня спрашивают, поеду ли я в отпуск в Турцию или Арабские Эмираты, в которых я был лишь по случаю участия в международных конференциях, я отвечаю: ищите меня на карте Торгая, на берегах Тобола и Убагана, на озере Шошкалы или в необъятных лесных массивах Костанайской области. Там я един в трех лицах – охотник, грибник, рыбак (обожаю ловить щуку на спиннинг) и, не побоюсь этого слова, умелый кулинар по дичи и рыбе. Что за изыски? Жареная щука в кляре. Котлеты из баклана, тоже в яично-мучном кляре, охотничий суп под названием шулюм, наконец. Блюда, носящие печать индивидуальности.
Если бы сейчас Янцен торжественно произнес: «Так выпьем же за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями!», я бы не удивился. Его лицо светилось удовольствием, словно он вступил на тропу, освещенную прожектором вселенской славы. Я замечал это за людьми, которые умеют извлечь из обыденных каждодневных вещей изюминку очарования. Когда слова рассказчика чудесным образом передают мне вкус жареного на костре мяса или виноградины, будто только что растекшейся по моим языковым рецепторам.
Принцип разумной достаточности
– Вы из поколения людей, которые в сызмальстве не мыли лесные ягоды и щавель перед едой и не заморачивались насчет расстояний и окрестностей.
– Именно так. Рыбалка, сбор ягод и грибов, а потом и охота были частью нашей подростковой жизни. Я как свои пять пальцев знал озера вокруг нашего поселка Рыбкино: Большое, Ибрайкино, Ягупкины Ямы, Лохматое, Займище. Отец, совхозный ветврач, кроме массы другой регулярной корреспонденции, выписывал нам журнал «Охота и охотничье хозяйство». Мой старший брат Петр, уходя в армию, сказал: «Если закончишь седьмой класс на отлично, получишь в подарок мое ружье». Охотбилет я получил еще до окончания школы. В те же годы воспитывалась и культура охотничьих отношений, в которых преобладает мужская прямота и честность во взаимоотношениях.
– Охота чем хороша?
– О, это целая вселенная, заполненная неожиданностями. Однажды лодку, и меня с ней вместе с добычей (утками), унесло так, как разбушевавшиеся волны уносят скорлупу ореха. Дикий холод. Я выбрался на берег совершенно в противоположной стороне… Я не горжусь этим. Я просто верю, что у каждой неожиданности есть и приятная сторона.
Иногда я фотографирую, и лучших пейзажей, чем на охоте-рыбалке, я не видел. И еще, мировоззренческое: на охоте хорош принцип разумной достаточности. Я не хожу на тетерева, потому что мне кажется, он – легкая добыча.
У меня была только единственная охота на волка. Это был не очень честный поединок: волк уходил от моего снегохода, но единственный выстрел из двухстволки положил его окончательно. Я подошел к поверженному зверю, крупному, матерому, красивому в своей звериной мускулистой стати, и ничего, кроме растерянности и недоумения не почувствовал. Зачем он мне был? Сиюминутный азарт и все кончено? С тех пор для меня волк – табу, харам, запрет.
С Янценом уютно. У него феноменальная память на имена, поэтому, когда он в подробностях рассказывает о событиях, у меня возникает ощущение некоей мозаичной ретроспективы – многие из этих событий и имен я знал лично, но многое безвозвратно ушло за горизонт памяти. И лишь возвращенное Янценым начинает оживать, как оживают тени перед сполохами охотничьего костра.
Фото из архива И. ЯНЦЕНА
